Покосившийся забор старой заброшенной дачи. Кривые, облупившиеся доски. Ну что здесь поэтичного? Какой, спрашивается, пленэр? Однако тем октябрём она приходила сюда несколько раз. Может быть дело в малахите ядовитой медянки, которой эта изгородь была когда‑то выкрашена? В том, как остатки зелёной краски оттеняют охряный «задник» осеннего сада? Или в символической задумчивости случайной композиции? Руины, развалины, если не сказать больше — свалка какая‑то. А получилась, в терминах Игоря Северянина, маленькая поэза…

…Охапка луговых цветов, небрежно заправленная в белый молочник. Никто и не думал ничего в этом букетике прихорашивать: в нём и метёлки сорняков, и тоненькие косточки пожелтевшей соломы, и совершенно лишние травинки. Но на сердце от родившейся за какие‑то полчаса картины — умиротворение. Мой дед, деревенский самородок-­забулдыга, наверняка сказал бы: «точно кто‑то елеем душу мажет…»

…По соседству сносили полусгнивший деревянный дом. «Вам доски от крыльца не нужны? Хорошие ещё…» Конечно нужны. И вот на нетронутом тёмно-­зелёном фоне, в грубоватой щелистой структуре уютно разместился колоритный борщевой набор. Натюрморт органично дополняет большой половник, но что это? Его ручка торчит наружу серой от времени палкой (не иначе как с той же снесенной дачи). Как вам такая находка? Не свёкла с капустой, а гимн творчеству!…

Это какой‑то другой мир, обласканный добрым взглядом, напоённый тихим светом, наполненный музыкальной гармонией, умиляющий детской наивностью. Мир необъяснимой радости. Нет, это не придуманный мир, не уход от реальности, не плод фантазии, не акт новаторства, не продукт ультрасовременных технологий. Перед нами — совершенно обычные вещи: посуда, еда, цветы, дома, деревья. Но какими необычными предстают эти банальные сущности, сопровождающие жизнь любого человека, на небольших холстах выдумщицы и мастерицы. Это мир потрясающей художницы Наталии Васильевны Казаковой.

Будь Наташа человеком из мира музыки, ее можно было бы смело назвать мультиинструменталист. Ей подвластны все техники и любые жанры. Её верные помощники — масло, темпера, акварель, масляная пастель, карандаш. Её герои — опавшие листья на поверхности озябшей к ноябрю речки, «горящие» на закате стволы сосен, солнечные тени на снегу, домашние питомцы, морская галька, детские игрушки. И пузырьки в чашке кофе, и ягоды черешни, и нос собаки — как живые! Хочется смотреть и смотреть, не отрываясь.

Пейзажей и натюрмортов среди Наташиных работ, наверное, больше всего. Но есть в её домашней мастерской и вышивки из мелких лоскутков, нарезанных из старых платьев, и коллажи из птичьих перьев, и витражи с внутренней подсветкой. А образ Преподобного Герасима Иорданского с прижавшимся к нему львом, исполненный на сколоченных вместе деревянных досках? Это же настоящая икона! Ещё одно направление, еще одна «попытка к тексту»… Наташа — художница, для которой храмы на ее картинах — не элемент пейзажа, а одухотворенная сердцевина, источники света и веры.

«Мама, почему у нас вся еда нарисованная?» — вопрошают дети. Их у Наташи четверо. И когда она только всё успевает? Ведь быть живописцем — это не только талант, а ещё и усердие, усидчивость, терпение, презрение к трудностям, даже бесстрашие. Поди посиди пару часов на морозе!

Любимое место — «Аптекарский огород». Там Наташе всегда рады розы, лилии и глицинии. Её работы легко дарятся — они украшают дома друзей и больничные палаты. От них пациенты быстрее выздоравливают.

В чём тут секрет? Сразу и не поймёшь. Но когда окунёшься в этот удивительный мир тихой радости Наташи Казаковой, обязательно почувствуешь. Может быть всё дело — в заботливом прикосновении кисти/мелка/карандаша? Или души?